Глобализация: социокультурные аспектыВ процессе формирования монокультурного мира выделяются следующие тенденции.
Во-первых, в современном мире, как показала практика, единственным возможным способом взаимодействия культур является их диалог, т.е. равное партнерство. Между тем глобализация сегодня выступает как распространение тех принципов, которые определяют специфику развития западного мира . Даже лучшие свои постулаты, воплощенные в Декларации прав человека, западный мир навязывает незападному как политические универсалии. Однако те ценности, которые составляют основу декларации, остаются чуждыми остальному миру, особенно мусульманскому и конфуцианскому. А стремление ООН применить санкции против тех стран, где нарушаются европейские права, часто выступают в качестве средства политического давления. Во-вторых, глобализация сегодня выступает как распространение прежде всего североамериканской культуры. Это и позволяет говорить некоторым исследователям о том, что глобализация (по крайней мере, в России) выступает в форме американизации. Сегодня на практике глобализация фактически означает трансформацию значительной части мира в своего рода Pax Americana со стандартизированным образом и идеалами жизни, формами политической организации общества, жизненными ценностями и типом массовой культуры. Этот процесс определяется как объективными причинами, в том числе экономическим первенством США, так и субъективными, а именно целенаправленным распространением североамериканской культуры как «великого агента глобализации» (о чем писали З. Бжезинский и Р. Стил). Третьей тенденцией, сопровождающей формирование монокультурного мира, является резкое падение статуса и области компетенции национального государства с его экономикой, социально-политическими структурами, культурой. Происходящая регионализация в рамках глобальной системы лишила государство монополии на власть. Однако этот факт как положительный отмечают П. У. Престон и Б. В. Нейчман, в частности, последний в своей работе «Четвертый мир»: нации против государств» доказывает, что в глобальном масштабе развивается новая политическая архитектура, основывающаяся на культурных границах национальностей, где «государства приходят и уходят, национальности остаются». Однако подобный этноцентризм свидетельствует не о прогрессе, а скорее об архаизации культуры, ее возвращению к доцивилизационным формам существования. Очевидно, что нарастающая универсализация культурной жизни не только не способствует формированию монокультурного мира, но, наоборот, приводит к явлениям локализации, ярким выражением которых сегодня стал принцип мультикультурализма. Этот принцип означает практику и политику неконфликтного сосуществования в одном социальном пространстве многочисленных разнородных культурных сообществ. Однако мультикультурализм во многом противоречит принципам равенства, либерализма и демократии, так как наделяет малые народы, стоящими на грани исчезновения, большими правами, чем те, которыми обладают титульные национальности. Четвертая тенденция монополяризации мира связана с разрушением традиций, исчезновение обычаев и обрядов, фиксирующих и транслирующих определенную картину мира, свидетельствует о распадении целой системы представлений, ценностей, социальных связей, которые и составляют своеобразие каждой из национальных культур. Кроме того, эти процессы неизбежно сопровождаются разрушением традиционных механизмов продуцирования и распространения культурных ценностей, т.е. культура утрачивает способность к самовоспроизводству. Пятой является изменение соотношения между высокой специализированной, народной и массовой культурой, где последняя, безусловно, доминирует. Массовая культура управляет и элитарной культурой, и народной культурой, включая их в систему культурной циркуляции только через адаптацию их ценностей к массовому сознанию и превращая их в продукты массового потребления. Массовая культура в процессах глобализации выступает в качестве универсального культурного проекта, основы формирующейся транснациональной культуры, и в этом смысле она становится инструментом разрушения национальных культурных традиций, механизмом культурной экспансии и (если учитывать политическое и экономическое лидерство США) американизации культуры. Шестой существенной тенденцией, сопровождающей формирование монокультурного мира, является распадение естественных связей в культуре и нарушение механизмов идентификации. Это выражается в кризисе и национальной, и политической, и религиозной, и культурной идентичности, когда человек теряет способность сопоставить свой образ мира с общепринятым в рамках этноса, нации, государства, класса или любой иной общности. И как маргинал, он становится легко управляемым. Эти процессы являются общемировыми, но особенно ярко они проявляют себя в России, находящейся в условиях обретения новой идентичности и самоопределения в рамках новых границ, новой идеологии, нового экономико-политического проекта. Разрушение национальной и этнической идентичности приводит к формированию новых идентичностей, основанных на иных принципах самоидентификации. В 60-е гг. М. Маклюэн предсказывал объединение человечества при помощи СМК в «глобальную деревню». Сегодня возрастает количество новых социальных структур, становящихся в ситуации тотальной дезинтеграции наиболее мощным объединяющим фактором. Примером подобных структур является так называемая «деревня фанк», исследованная шведскими авторами К. А. Нордстремом и Й. Риддерстрале. Это эмоциональное сообщество интеллектуалов, основанное на единстве интересов, жизненных позиций или профессиональных знаний, существующее в сетевом пространстве. Добровольно объединившись, эти люди образуют новые виртуальные поселения и ощущают общность если не этническую или иную, то эмоциональную, основанную на единстве взглядов. В этой связи огромное значение приобретает задача сохранения национально-государственной самобытности. Это особое отношение к традиционной культуре и традиционным ценностям, выраженное и законодательно, и финансово в виде целенаправленно выделенных средств, наблюдается по преимуществу в тех регионах, где процессы глобализации ощущаются особенно явно: в Западной Европе, Юго-Восточной Азии, В Японии, где, к примеру, в офисе человек является «гражданином мира», а дома — носителем национальной культуры. Если говорить о политико-культурной идентичности, то в послевоенный период (и до распада СССР) в развитых капиталистических странах она характеризовалась идеей «свободного Запада», в странах второго мира — в терминах социализма, в странах третьего мира — в терминах «развития». Сложившаяся в эпоху «холодной войны» определенность политико-культурной идентичности была разрушена. Сегодня она, как отмечает Н. Стивенсон, замещается феноменом так называемого «культурного гражданства», основанного на общности потребления. Сегодня гражданство, как отмечает автор, оказывается в меньшей степени связанным с формальными правами и обязанностями и в большей — с потреблением экзотических продуктов, голливудских фильмов, популярной музыки или австралийских вин. «Исключение из потребления этих продуктов означает исключение из гражданства в западном обществе». Что касается религиозной идентичности, то здесь можно выделить две тенденции. Как считает Р. Селлерс, первой тенденцией является усиливающаяся борьба между религиозностью и атеизмом. Вторая — это явление религиозного синкретизма, стремление посещать более чем одну церковь (так, в Северной Америке — это 9% американцев). Откликаясь на эти потребности, многие церковные общины используют в своих обрядах сочетание традиций индейских племен, буддистской терпимости ко всем формам жизни, католической веры в ангелов, приверженности мормонов идее общей семьи, ритуалов лютеранской церкви. Наиболее яркий пример подобного синкретизма, как считает автор, — движение приверженцев Нового Века. Седьмой тенденцией, сопровождающей унификацию культуры, является существенная трансформация национальной специфики мышления под влиянием унифицированного англоязычного новояза. Сегодня распространение английского языка становится условием распространения универсального образа жизни. Английским языком пользуются сегодня в качестве средства общения около 1,5 млрд людей, на английском во всемирной компьютерной сети хранится более 90% всей информации, большинство компьютерных программ и инструкций к ним написаны на английском, английский становится языком мировых технических и научных периодических изданий, языком электроники, медицины и космических технологий. Сегодня, как отмечает Э. Гидденс, мы все хотя и живем локально, но говорим на глобальном языке. Между тем язык является способом сохранения и трансляции культуры, традиций и общественного самосознания данного речевого коллектива, этноса и нации. Каждая культура обладает собственным вербальным арсеналом, где понимание происходит в первую очередь на уровне интонации и всего комплекса выразительных средств. Само же слово функционирует наиболее оптимальным способом исключительно в определенном языковом контексте, вскрывающем все оттенки его значений, и выступает как исторически обусловленное, где за каждым из них выступает весь образ жизни данного народа с его ценностными приоритетами, его менталитет, национальный характер, традиции, обычаи, мироощущение и видение мира. Восьмая тенденция развития культуры в глобальном мире — это сопряжение научно-технического прогресса, высшим воплощением которого стала эра электронно-сетевых коммуникаций, с процессом негативного развития социальности. Это проявляется в отставании человеческого фактора от развития информационных технологий. Причиной здесь становится прежде всего различие в уровнях владения информацией, а основным принципом неравенства становится неравенство владения знанием. И это, безусловно, негативный процесс. Но само знание и информация сегодня становятся высшими ценностями общества отнюдь не как инструменты постижения истины, а как инструменты реализации всех потребностей. Сегодня человек, приобщающийся к знаниям, руководствуется в первую очередь инструментальной установкой на жизненный успех. Точно так же инструментально сегодня воспринимается и нравственность, вырождающаяся в этику социально приемлемого поведения. Сегодня можно констатировать огромный дисбаланс между технологическим активизмом и внутренней духовной пустотой порожденного им потребительского общества и «одномерного» человека. Итак, вопрос о глобализации культуры гораздо сложнее, чем вопрос о глобализации экономической, политической и финансовой сферы. В первую очередь это определяется тем, что такие составляющие духовной культуры, как ценности, смыслы и значения, картина мира, характер символического опредмечивания мира, не подчиняются законам прогресса и не поддаются унификации, генерализации и механическому совмещению, как заметили еще неокантианцы. Если такое происходит, можно говорить не о глобализации, скажем, ценностей, а о замене одних ценностей и соответствующих им культурных миров другими, о поглощении одной картины мира, одной символической системы другой. Унификация духовной составляющей культуры приведет к ее стагнации, внешними признаками которой выступят прежде всего ее неизбежное упрощение, архаизация и возвращение к неактуальным формам межгруппового общения. Необходимый же запас прочности общественного и культурного развития связан в большой степени с разнообразием культур, инновационный потенциал которых может быть востребован в любой момент как способный противостоять разрушительным тенденциям. Н. Я. Данилевский в книге «Россия и Европа» писал про эволюционное значение самобытности и отмечал необходимость для поддержания «культурородной силы» присутствия «новых деятелей, новых племен с иным психическим строем, иной историей, иным воспитанием». Необходимость наличия многообразных вариантов эволюционного развития доказывали и основоположники теории ноосферы Тейяр де Шарден и Вернадский. С позиций, которые отстаивались ими, примитивный глобализм существенно обедняет эволюционный потенциал человечества, сужает возможности социокультурного синтеза или цивилизационного маневра, к которому может побудить нарастание глобальных проблем. Тема 9. Особенности культуры постиндустриального и информационного Главная страница =>к оглавлению сайт www.e-shpora.ru - шпаргалки онлайн |